Внезапно. )

[tony2]

Ээ... Меня сегодня спросили - буду ли я это дописывать?
Если честно, я забыла, что это вообще такое, так что, прежде, чем ответить, решила перечесть.
И неожиданно сама увлеклась.
Оказывается, я не помню вообще ни слова из этого.
И еще - меня поразили объемы.

Название: Проблемы самоидентификации.
Автор: _Tony_
Фандом: ST XI.
Пейринг: С/К
Жанр: юст, слэш
Размер: миди.
Рейтинг: пока PG-13.
Предупреждения: Имейте ввиду, я просто села и стала писать, так что обоснуй, логика и иже с ними - для меня просто красивые слова.

Читать дальше

Джеймс Тиберий Кирк не гей. Совершенно определенно. Во всяком случае до этого дня он никогда не чувствовал никакого влечения к представителям своего пола. Именно поэтому, наравне с неожиданным возбуждением Джим испытал самый настоящий шок. А учитывая, по отношению к кому это возбуждение было испытано – все приобретало масштабы самой настоящей вселенской катастрофы.

Рейд на планету закончился совершенно незапланированной перестрелкой с местными колонистами, которые внезапно не пожелали принять законы Федерации и хотели суверенитета. Постреляв немного, их немногочисленный десант в количестве двух человек и одного полувулканца, который был настроен исключительно на мирные переговоры и не укомплектован бойцами, с достоинством покинул место боя. Бегом.

Они продирались сквозь заросли какого-то чрезвычайно колючего кустарника, теряя клочья своей одежды. До точки, с которой их должен был подобрать Скотти, было еще довольно далеко, а у Джима уже было две кровоточащие глубокие раны и куча мелких болезненных порезов. Спок тоже пострадал – во всяком случае, он не пытался учить Джима толерантности и пацифизму, а шел молча, зажимая на боку нечто, о чем сказал, что это царапина. Так что Джим сделал вывод, что ему не до моралей и царапина там всем царапинам царапина. Спок шел первым, за ним, по проложенной широкой грудью старпома тропке между острых игл гадского кустарника, брел растерянный энсин, которого они взяли в первый раз и который, к счастью, не пострадал, а замыкал шествие Джим, потрясая фазером и обводя им все вокруг, иногда резко оборачиваясь, сузив глаза – нет ли погони? В общем, он напоминал себе героя земных фильмов прошлого, такого крутого и почти неуязвимого, в крови, но не поверженного. Это отвлекало от боли – пот заливал открытые раны и они нещадно щипали.

Потом они вывалились на открытую площадку и Спок, как - то очень изящно изогнулся у местного аналога березы, опираясь о ее ствол рукой. Так как он принял удар местной фауны на себя, его одежда пострадала больше всего – она живописно свисала художественными лохмотьями, сквозь которые просвечивала голая кожа.

И вот тут оно и случилось. Вселенская катастрофа. Джим завис, рассматривая уцелевшую широкую резинку трусов на сильно выступающей тазовой косточке, четко очерченные мышцы брюшного пресса, ритмично поднимающиеся и опускающиеся, и маленький ореол соска, торчащий в прорехе того, что осталось от форменного свитера. Возбуждение, острое, горячее, мгновенно растеклось по телу Джима, словно его окатили кипятком. Он моргнул, но ничего не изменилось – Спок все так же часто и неглубоко дышал, делая вид, что просто обозревает окрестности, а Джим пялился на него, едва не капая слюной и чувствуя, как пах наливается тяжестью. И это было так внезапно и так ужасно, как только может быть ужасно самое неуместное проявление животных инстинктов в наше цивилизованное время. Потому что Споку явно было плохо, потому что они на задании, потому что Джим - мужчина и Спок, заметьте, тоже. И еще потому что Спок – это... Ну, Спок, вулканец, его первый офицер, его помощник и друг. Это была катастрофа, да.

Когда Спок отдышался, все так же застенчиво зажимая ладонью «царапину», из которой довольно сильными толчками вытекала кровь, они молча пошли дальше. Джим уже не озирался, изображая Идиану Джонс. Он лихорадочно пытался себе объяснить произошедшее, что было не очень легко, так как возбуждение отступало крайне медленно и сильно мешало мыслить логически. Единственное, до чего Джим успел додуматься – он гей. Он гей и он запал на Спока. Приехали, мда. Тут они добрались до контрольной точки и транспортировались на корабль, где попали в руки квохчущего МакКоя, так что анализ собственной личности пришлось временно приостановить.

Когда все уколы были сделаны, все раны, порезы и «царапины» зашиты и Боунз вышел из палаты, оставив их лежать на соседних кроватях, Джим, повернув голову, начал таращится на Спока, пытаясь разглядеть в нем что-то новое. Ведь если он гей, то просто обязан видеть предмет своего желания как-то принципиально иначе, в ореоле летающих бабочек или с нимбом над гладко зачесанными волосами, разве нет? Но Спок выглядел совершенно обычно, не считая, конечно, свежего синяка на скуле. И ничего волнующего в нем не было, никаких нимбов и бабочек.

Спок тоже смотрел на Джима, но совершенно по другой причине – Джим был уверен, что тот сейчас подсчитывает количество директив, которые он нарушил. И ничего хорошего это не сулило, потому что Спок очень доходчиво умел донести до своего капитана, как тот был не прав. Обычно после этого у Джима было испорчено настроение на весь день, а это, согласитесь, неприятно. Пытаясь отвлечь Спока от этого вредного занятия, Джим мученически застонал, закатив глаза. Он хотел было еще побиться в конвульсиях, но решил не переигрывать. На Спока, впрочем, его спектакль не произвел ровным счетом никакого впечатления – он только насмешливо изогнул бровь, продолжая составлять в уме длиннющий рапорт обо всех допущенных нарушениях. Зато стон привлек внимание Боунза, который мигом прекратил все невеселые размышления Джима очень действенным способом – вырубил его снотворным.

Когда Джим пришел в себя, соседняя кровать пустовала. Джим тоже выкарабкался из – под одеяла, игнорируя протестующие попискивания датчиков. Вбежавшему МакКою Джим только очень убедительно указал пальцем на пустую кровать, грозно сдвинув брови.

- Ему можно, а мне нельзя? – веско дополнил свои доводы Джим и пока Боунз, ошеломленно открывая и закрывая рот, пытался найти нужные слова, натянул штаны и галопом ретировался в свою каюту, слушая полившийся, наконец, в его расцарапанную спину поток обвинений в черной неблагодарности и скудоумии.

- И только попробуй потом… - окончание фразы милостиво заглушила захлопнувшаяся дверь.

У него почти ничего не болело, так что, придя к себе, Джим с удовольствием принял душ, связавшись с мостиком, убедился, что Сулу вполне справляется со своими обязанностями и снова вернулся к своим размышлениям. Открывшаяся чудовищная правда о себе ужасала, но Джим Кирк не привык пасовать перед проблемами. Если он гей, нужно попробовать научиться жить с этим. Повспоминав все, прочитанное в далекой юности – сейчас Джим читал исключительно специальную техническую литературу, да и раньше не особенно увлекался беллетристикой, но что-то романтическое ему отдаленно вспомнилось, еще и опыт подсказывал – нужно провести эксперимент. Практический эксперимент. И так как время было довольно позднее и он все равно собирался ложиться спать, Джим решил сделать это прямо сейчас.

Он лег, приглушив свет почти до максимума, укрылся. Подумав, скинул одеяло. Закрыл глаза. Открыл глаза. Снова закрыл и попытался представить себе Спока голым. Воображаемый Спок категорически отказывался раздеваться, натягивая рукава на пальцы и угрожающе выдвинув вперед челюсть, что его отнюдь не красило. Снять штаны, даже с воображаемого Спока, оказалось такой утопической задачей, что Джим оставил ее, как совершенно бесперспективную. Чтобы не говорил его старпом, он тоже вполне умел подсчитывать вероятности, а здесь они явно стремились к отрицательным величинам. Спок словно родился затянутый в эту свою форму. Но эксперимент есть эксперимент, так что Джим решил попробовать увлечь своим примером воображаемого Спока и стянул футболку, в которой спал. Спок в его голове скептически склонил голову и Джим пошел ва-банк – запустил руку себе в трусы, надеясь, что сейчас то уж его воображение заработает на полную мощность и он почувствует, словно наяву, как прохладные пальцы вулканца скользят его разгоряченной коже и он, закусив губу, станет шептать его имя в преддверии оргазма и т. д. и т. п.

Но, то ли кожа Джима была не вполне разгоряченная, то ли смутно вспоминаемые романы, обещающие все это, бессовестно лгут, то ли предмет фантазий ему попался не сговорчивый… Короче говоря, Джим лишь почувствовал себя неимоверно глупо, когда воображаемый Спок с каким иезуитским выражением на лице исчез, оставив его сжимать свой уже немного возбужденный член. И теперь в голову лезла одна чушь – все что угодно, кроме Спока, который упорно не желал возвращаться. С вставшей проблемой, тем не менее, нужно было что-то делать, так что Джим по - быстрому разобрался с ней, ни на чем особенно не концентрируясь, брезгливо вытер руку о простыни и погасил свет, повернувшись на бок.

Нет, видимо, он все - таки не гей, констатировал Джим. Ведь для гея подрочить на парня плевое дело, не так ли? Все должно было получиться само собой. Мысли рассеянно скользили с одной темы на другую. Миссия провалилась, так что нужно написать в отчете что-то красивое и очень многословное, чтобы за цветистыми предложениями ускользал общий смыл… Не плохо бы взять завтра на обед лазанью, и Скотти снова апгрейдил корабль, не получив разрешения в управлении Флота, нужно бы заняться этим, хотя Спок скорее всего уже все оформил, он всегда все делает точно в срок… Хорошо, что у него есть Спок… Это так удобно…

Во сне Джим снова был на Веге и бежал, бежал. Так легко, как это бывает только во сне, едва касаясь ногами снега, весело, беззаботно бежал по бескрайнему белоснежному полю куда – то прямо в горизонт. И не было никаких чудовищ, желающих им пообедать, впрочем, никаких Споков не было тоже.

Утром Джим окончательно уверился в том, что он не гей \был еще небольшой расчет на то, что новообращенным геям обычно снятся парни их мечты\, и все было всего лишь результатом адреналинового шока. Он, насвистывая веселенький мотивчик, направился в столовую, широко улыбаясь по пути всем встречным девушкам.
Спок сидел за одним столиком с Ухурой, они всегда завтракали вместе. Джим жизнерадостно помахал ему, чувствую неимоверное облегчение – все - таки проблема собственной половой самоидентификации довольно утомительная штука, знаете ли – дождался ответного кивка и, взяв свой стандартный завтрак, перестал думать о чем – либо вообще.

Та эпичная дружба, о которой вещал ему старый Спок на Дельте Веги давным - давно, вообще-то действительно имела место быть. За тот год, что прошел с начала их общей миссии, они действительно стали друзьями. Пожалуй, у Джима еще никогда прежде не было такого друга. Нет, они не пили вместе, не обсуждали победы на личном фронте, не строили совместных планов на общий отдых и не занимались всем тем, что обычно делают закадычные друзья. Но каждый раз, когда Джиму нужно было надежное плечо рядом, оно там было – твердое, горячее плечо Спока. Его советы, его рекомендации, его подсказки, даже его завуалированные нотации – все это давало Джиму уверенность в том, что, что - бы он не предпринял, все будет хорошо. Именно эта незыблемость, железобетонная уверенность в том, что его спину всегда прикрывает Спок, делало их отношения такими уникальными, позволяло Джиму концентрироваться на решении, казалось бы, невыполнимых задач и находить выходы там, где другие отступались. Они были самой лучшей командой во всей галактике.

«И ни к чему разрушать эту команду какими-то невнятными желаниями.» - думал Джим, допивая свои кофе.

День на мостике прошел как обычно, включая пришествие МакКоя, который грустно слонялся между кресел, что-то бормоча и укоризненно смотрел то на Джима, то на Спока, который так же привычно делал вид, что не замечает доктора. Джим писал рапорты, совершенно не чувствуя никакого неуместного возбуждения, Спок тоже что-то писал, и все было буднично, чудесно и совершенно не по – геевски. Так что, поужинав, Джим отправился спать в совершенно умиротворенном настроении.

Раздевшись, Джим ткнул пальцем в пад, проверяя местоположение Спока на корабле. Да, некоторое время назад у него образовалась такая привычка, такая же машинально - необходимая, как чистка зубов перед сном. Месяца два назад он стал делать это ежедневно, объясняя себе это тем, что ему приятно выигрывать у случая. Это было что-то сродни игре в орла и решку, потому что вариантов нахождения Спока на Энтерпрайз в это время было только два – лаборатория или каюта. Каюта или лаборатория. В общем-то, на корабле, летящем в глубоком космосе, не особенно много развлечений. Так что иногда Джим выигрывал, иногда проигрывал, потому что понять, по какому принципу Спок выбирает даты своих ночных бдений в лабораториях, пока не представлялось возможным. Но Джим не собирался сдаваться, в последнюю неделю он ошибся всего дважды и явно шел на рекорд. Решив, что Спок выглядел сегодня довольно бодрым, чтобы отправиться спать, Джим загадал лабораторию – и вытаращил глаза, когда увидел, что его коммандер находится в каюте. В каюте лейтенанта Ухуры. Глупо приоткрыв рот, Джим проверил показания. Они не изменились. Джим нервно навернул пару кругов по каюте, наступив на пряжку собственного ремня босой ногой и раздраженно отшвырнув его, принялся одеваться. Натянув свитер, он помялся, снова снял его и сел на кровать. В животе образовался какой-то противный липкий комок, который неукротимо стремился наружу.

Джим попытался думать, что в таком состоянии, с этим просившимся наружу комком чего бы то ни было, было не так - то просто. Он ведь знал, что у Спока и Ухуры что-то было. Именно так, в прошедшем времени. Почему в прошедшем, Джим никогда не задумывался. Наверное, потому, что все свое время, и рабочее и свободное, Спок проводил либо с ним, со своим капитаном, либо занимаясь научной деятельностью. А когда люди – пара, то они вечно обжимаются где-нибудь в укромных уголках, глупо хихикают при виде друг друга, спят вместе, да и вообще – это всегда вполне очевидно. И хотя Джим был готов делать скидку на сдержанную природу Спока, тот никогда не выглядел … ну, влюбленным в Ухуру. Как выглядела при этом Ухура, кстати говоря, Джим бы никогда не смог сказать – он попросту не смотрел. Да Спок никогда и не бывал у нее в каюте, во всяком случае, за те два месяца, что Джим играл в игру «угадай, где Спок». Совместный завтрак не считается, даже не сильно подкованный в долговременных отношениях Джим понимал, что этого слишком мало для людей, состоящих в романтической связи. Тогда какого черта он там делает в половине первого ночи? Джим снова соскочил, рысцой оббегая свою каюту. Все мысли о том, что он не гей и вообще-то его совершенно не должно волновать то, чем они там занимаются, вымело из мозга Джима. Комок липкой гадости пульсировал уже где-то в груди и требовал сатисфакции. Немедленной и жестокой.

Очень кстати вспомнился Скотти со своей благословенной привычкой модернизировать двигатели корабля. Джим набрал его на коммуникаторе и, помня о том, что мощное наступление – почти всегда ключ к победе, довольно агрессивно поинтересовался, есть ли у них все акты согласования последних изменений в литиевых камерах? Пока Скотти пытался сформулировать закономерный вопрос, для чего капитану нужны эти акты в глубокой ночи, Джим непререкаемым тоном заявил о своем желании немедленно их видеть и дал отбой. Скотти гений инженерии, но ни как ни бюрократии, так что он, наверняка, обратится к единственному человеку на этом корабле, способному продраться сквозь дебри законотворчества писак из Штаба Флота. Что и случилось. Джим со злорадным удовлетворением следил, как красная точка на экране его пада, символизирующая его старшего помощника, покинула каюту лейтенанта Ухуры и устремилась на техническую палубу. Да! Джим прислушался к себе – липкий комок снова сместился в область желудка и почти успокоился, так что он вполне сможет уснуть. Предусмотрительно отключив коммуникатор, чтобы исполнивший свое предназначение Скотти с актами наперевес не смог прервать его заслуженного отдыха, Джим совершил круг почета по каюте, закончившийся в ванной.

Наверное, он все - таки гей. Причем гей весьма коварный. И еще он собственник, как выяснилось. Джим послюнил палец и пригладил им левую бровь. Опершись руками о раковину, он полюбовался на себя в зеркало, поигрывая красиво уложенной левой и обычно - встопорщенной правой бровью. Почему-то сейчас разница между ними была особенно заметна, хотя никогда прежде Джим вообще не рассматривал свои брови на предмет их уложенности. Он снова послюнил палец и пригладил правую бровь. Теперь идеально.
«У него нет шансов», - пел внутренний голос, - «С такими - то прекрасными бровями. У него просто нет шансов». Джим подмигнул своему отражению и с чувством выполненного долга отправился спать.

Ему снился старый Спок, который отечески улыбался, кутаясь в серую дубленку.

Утром, за завтраком, Джим решительно сел рядом со Споком, напротив Ухуры, не обращая внимания на ошарашенные лица членов экипажа, привыкших, что уединение их старпома никто никогда не нарушал.

Вдохновленный сумрачным молчанием обоих, Джим не затыкался ни на минуту, но когда он последовательно перешел от пятнадцатого к чрезвычайно подробному описанию шестнадцатого года своей непростой жизни, Спок капитулировал. Он сгреб свои приборы и поднялся.

- Это было весьма… занимательно. – Сказал он, в его глазах плескалась тщательно скрываемая паника, которая появлялась, когда Спок окончательно терял нить происходящего. Впрочем, рядом с Джимом он выглядел так регулярно.

- Вы идете, лейтенант?
Ухура, не скрывая облегчения, закивала и они поспешно удалились.

Джим оглянулся им вслед, торжественно доел последнюю дольку яблока, сиротливо оставленную на своей тарелке сбежавшим Споком, и почувствовал себя победителем. Он, правда, не до конца понимал – победителем чего конкретно, но чувство было, несомненно, приятным.

Липкий противный комок в желудке трансформировался в нечто, щекотно перекатывающееся внутри каждый раз, когда Джиму удавалось обратить на себя внимание Спока. От этой щекотки у Джима становились дыбом волоски на шее, это было необычно и довольно весело, так что целый день Джим старался.

А, как известно, нет ничего страшнее старающегося Кирка во всей вселенной. И так же хорошо известно, что слухи распространяются очень быстро. Особенно на Энтерпрайз.
Поэтому, когда после смены его нашел Боунз и прижал к стене в пустом коридоре, Джим почти не удивился.

- Что. Ты. Творишь? – Спросил тот со значением. И Джим ему все выложил. В конце концов, для этого ведь и существуют друзья, разве нет?

МакКой долго молчал, комично вытаращив глаза, потом с надеждой коснулся лба Джима тыльной стороной ладони. Так делала мама в далеком детстве, когда маленький Джим простывал. Потом обычно начиналась суета, теплое одеяло, горькие микстуры и непременная сказка на ночь – эту часть Джим очень любил. Жаль, что все это осталось в прошлом.

- Нет, жара нет… - С сожалением констатировал МакКой.

А потом случилась Вторая Вселенская Катастрофа. И, возможно, она была еще ужаснее первой. Потому что Боунз сказал то, о чем сам Джим не думал. Он высказал предположение, граничащее с уверенностью.

- Все это, конечно, чрезвычайно мило и я рад за тебя. Только Спок - то вроде не такой. Это если считать, что он вообще человек. - Участливо проинформировал своего капитана верный, но честный друг.

И небо, метафорически выражаясь, обрушилось на голову пораженного Джима.

Джим, постепенно осознавая масштабы постигшей его трагедии, побледнел. Спок «не такой», а это значит, что Джим автоматически попадает в разряд лузеров, мечтающих о том, что невозможно получить. Он громко сглотнул, пытаясь удержать внутри гадский комок, который из пушистого и вызывающего восхитительно – приятную щекотку в животе, снова стал липким и отвратительно - холодным. Кивнул МакКою и, не слыша увещеваний, несущихся вслед, маршируя, как испорченный игрушечный солдатик, отправился страдать.

Местом для этого процесса он избрал обзорную палубу.

Все – таки, как выяснилось, парочка проклятых любовных романов, прочитанных по диагонали в юности, довольно подло оставила некоторую информацию в подкорке его оглушенного сейчас горем мозга, ну, помимо той, разумеется, что оказалось наглой ложью, вы помните - про пальцы на разгоряченной коже и бессвязный шепот.
К примеру, Джим смутно помнил о том, что страдать нужно с размахом и, желательно, на фоне красивого закатного неба. Герои, вероломно обманутые судьбой, всегда поступали именно так, а Джим, несомненно, относил себя сейчас именно к этой категории. Так что обзорная палуба подходила идеально. А, быть может, решающим фактором послужило то, что она была гарантированно пуста в это время.

Там действительно никого не было. Джим сел и тоскливо уставился в угольно - черное бесконечное пространство, усеянное яркими точками.

- Уууу… - Проникновенно пожаловался он звездам. Звезды, как всегда, промолчали в ответ, равнодушные предатели. Им было все равно.

Джим еще пострадал, уже молча. Минут десять. Потом он вспомнил, что сам еще пару дней назад и не подозревал, что он гей, так что, вполне возможно, и даже очень вероятно, Спок тоже еще просто не знает всей правды о себе. Всего - то и нужно, что ненавязчиво подтолкнуть его в этом направлении.

Эта мысль мгновенно подняла Джиму настроение и он тут же раздумал страдать. Он решил, что срочно должен поделиться этим открытием со своим первым помощником, тем более, оно касается и его самого непосредственно.

Джим вскочил, представляя, как Спок воодушевится. Наверняка идея узнать себя с такой новой, неожиданной стороны его бесконечно увлечет! Только нужно придумать ход немного более тактичный, чем просто: «Эй, Спок, я тут запал на тебя, давай проверим, не гей ли ты сам»? Впрочем, Джим, который жил по принципу – «главное ввязаться, а там решим», не стал останавливаться, чтобы обдумать эту мысль.

Смена Гамма уже началась, а все остальные члены экипажа отдыхали, так что в коридорах Джиму никого не встретилось. На крейсерской скорости он проскочил две палубы и притормозил возле двери Спока. Выслушав внутренний голос, советовавший выглядеть в этот исторический момент как-то особенно презентабельно, Джим дважды одернул форменный свитер и пригладил волосы на макушке, усилием воли подавив желание пойти в свою каюту и приодеться. И, наконец, вежливо постучал.

И ему никто не открыл.
Смутные сомнения заставили холодный комок, видимо, окончательно поселившийся внутри, снова неприятно запульсировать, но Джим твердо был намерен не паниковать раньше времени, поэтому постучал еще раз, уже не очень вежливо.

В принципе, Джим интуитивно понимал, что именно сегодня, после целого дня на мостике, во время которого Джим старался, Спок вполне может и не желать видеть своего капитана еще и вечером, вулканцы ведь тоже не железные, чтобы они там о себе не воображали. Но у Джима была Миссия, а когда у Джеймса Тиберия Кирка перед глазами есть цель, ничто на свете не может свернуть его с пути. К тому же в плане Джима был элемент некой… неожиданности, а это часто помогало. Пока противники пытались сообразить, что вообще происходит, Джим выигрывал всухую. И, хотя Спок, объективно говоря, противником не был, Джим чувствовал, что предстоят некоторые сложности и нужно ковать железо, пока горячо, как говорил энсин Чехов в таких случаях.

Так что он подождал еще немного, потом попинал дверь ногой.

Когда и на этот акт вандализма дверь никак не отреагировала, Джим заподозрил неладное. Метнувшись к компьютерной стойке на углу, он затребовал данные о местоположении первого помощника Спока.

Тот снова был у Ухуры.

Джим почувствовал себя преданным. И не важно, что Спок еще не знал, что он гей. Он должен быть ждать Джима, несущего эту судьбоносную новость, в своей каюте, как добропорядочный…

Как добропорядочный кто, Джим не смог так сходу сформулировать, как не смог бы себе объяснить и то, почему он так сильно расстроился из-за того, что Спок снова умотал к Ухуре.

К Ухуре! И это после целого совместного дня на мостике, во время которого у самого Джима в животе что-то непрерывно и радостно порхало, и он почти сумел разглядеть вокруг своего первого помощника пресловутый радужный ореол. А еще потом Джим страдал, глядя в ночное небо. А потом придумал гениальное решение, сулящее счастье.

А Спок был у Ухуры.

Так что сейчас Джим жаждал крови. Зеленой предательской крови.

И, как это ни прискорбно, он ее получил.

В тот самый момент, когда Джим, совершенно ничего не соображая от ревности, которую он по незнанию довольно наивно обозначил для себя как жажду справедливости, примерялся к двери каюты лейтенанта Ухуры, дабы, выбив ее своим широким мужественным плечом, максимально эффектно появится на пороге и вопросить:

- А как же я, Спок? – Трагично прижимая руки к разбитому сердцу и …

Дальше Джим планировал действовать по обстоятельствам. Но, в общем и целом, план был примерно такой, да.

Так вот, именно в этот момент, в лучших традициях высокобюджетных блокбастеров, замигало тревожное красное освещение, и завыла сирена, оповещающая членов экипажа корабля о нештатной ситуации.

Джим моментально переключился на решение текущих служебных задач, все - таки звание самого молодого и успешного капитана Звездного Флота дают не за красивые синие глаза. Чтобы там многие его недоброжелатели не болтали – Джим был отличным капитаном.

Он бежал на мостик, обгоняя энсинов и офицеров, которые так же спешно покидали свои каюты, чтобы занять рабочие места. В какой – то момент он почувствовал за плечом чье-то дыхание и, даже не оглядываясь, он точно знал, что это Спок. Рядом. Как всегда.

Как выяснилось, Энтерпрайз неудачно пересек траекторию пути трех огромных кораблей контрабандистов, которые весьма недальновидно решили немного пострелять. Они открыли огонь безо всяких предупреждений, как раз в ту минуту, когда Джим со Споком оказались на мостике. Корабль сильно тряхнуло, Джим ухватился за панель одной из станций, а Сулу вылетел из своего кресла, разбив головой экран компьютера.

- Всю мощность на передние щиты! - Завопил Джим, пытаясь сориентироваться и сообразить, какую стратегию боя в данной ситуации лучше избрать.

Корабль снова дрогнул, сирена надрывалась, Сулу, зажимая рукой кровоточащую рану у самого роста волос, вернулся в кресло рулевого и выжидающе уставился на капитана.
Спок, успевший проанализировать полученные данные о типе и вооружении кораблей контрабандистов, выдал длинную информативную тираду о наиболее эффективной линии обороны, но Джим не собирался просто обороняться. Они посмели стрелять в них! Они повредили его корабль, его совсем новый корабль! Они прервали выяснение отношений со Споком! Из – за них у Сулу будет огромная шишка! Нет, они не достойны пощады. Так что Джим, плюхнувшись, наконец, в свое кресло, принял вызов.

Энтерпрайз объективно превосходил каждый корабль противника по отдельности, но втроем они представляли собой грозную силу. У них были мощные щиты и Джиму никак не удавалось пробить брешь в их защите. Они тоже, в свою очередь, не теряли времени и палили по корпусу Энтерпрайз, выводя из строя один щит за другим. Спок, в какой-то момент понявший, что не стоит снова напоминать капитану о возможности мирного урегулирования конфликта – а этот момент наступил, когда на очередное негромкое предложение попробовать договориться, Джим бешено заорал: - НЕЕЕЕЕЕЕТ! - и для наглядности еще и постучал кулаком по подлокотнику, чтобы уж наверняка. – принялся высчитывать наиболее точные траектории путей снарядов и уязвимых мест в оборонительной системе кораблей контрабандистов, в которые эти снаряды должны были попасть. Именно благодаря этим данным им удалось подбить один из кораблей, и Джим даже отвлекся на секунду, чтобы посмотреть, как тот медленно, словно нехотя, разваливается на огромные пламенеющие куски.

Капитаны оставшихся кораблей, очевидно, тоже имели сомнительное удовольствие лицезреть это пиротехническое шоу, так как они, озверев, удвоили усилия по уничтожению Энтерпрайз. Всполохи лучей их лазерных пушек окрашивали полутемную рубку то в красные, то в зеленые цвета – освещение все время сбоило и они то и дело оказывались в темноте.

Когда второй корабль повторил судьбу первого, на нескольку мучительных мгновений превратившись в сверхновую и опалив Джиму сетчатку глаз, на мостике раздались торжествующие крики, заглушенные отчаянными воплями Скотти из машинного отделения. Вспыхнувший новым солнцем корабль контрабандистов, напоследок разнес одну из технических палуб, повредив двигатели, и теперь Энтерпрайз летел на одном честном слове его главного инженера.

- АааааЬььККбббРрррБбллььь!!!… - Надрывался Скотти в поврежденном коммуникаторе, и, как ни странно, Джим его прекрасно понял. Понял и Спок, который обычно делал вид, что сленги и ненормативная лексика находятся вне зоны его специализации. Они переглянулись, и Спок молча покинул мостик, отправившись совершать очередной технический подвиг, предоставив Джиму возможность разбираться с последним кораблем слабоумных контрабандистов, так глупо ввязавшихся в бой с Джеймсом Т. Кирком.

Потом все закрутилось еще быстрее. Оставшиеся двигатели Энтерпрайза чихали и натужно скрипели, корабль дрожал, свет то ярко вспыхивал, то гас вовсе, отовсюду слышались крики, перемежающиеся короткими отчетами о полученных повреждениях и потерях, а оставшийся, последний корабль противников, крутился как волчок, хаотично разбрасывая вокруг себя огненные языки. В конце концов, его капитан вышел на связь с Энтерпрайз. Его перекошенное от ненависти и страха лицо заполнило собой весь обзорный экран. Он что-то кричал на языке, которого Джим не понимал, но и без перевода было понятно, что он насылает проклятия на голову Джима и всех его родственников до пятого колена. Джим был так любезен, что даже выслушал его но, когда тот замолчал, чтобы глотнуть воздуха, вежливо послал его.

Да, Джим был офицером Звездного Флота, Капитаном его флагманского корабля, но и у его терпения были границы. И вот этот конкретный представитель внеземной формы жизни нарушил их в тот момент, когда у него только мелькнула мысль о том, что он может безнаказанно поиграть в войну с ним, с Джеймсом Тиберием Кирком.

- Огонь из всех орудий! – Скомандовал он, глядя в глаза противнику. И, чтобы у того не осталось никаких сомнений в его намерениях, Джим указательным пальцем стрельнул ему прямо в лоб.

- Пффф! – Сказал Джим.

- Бдыщ! – Сказал корабль контрабандиста и его лицо, мигнув пару раз, пропало с обзорного экрана.

Осколки корабля, объятые пламенем, разлетались, словно исполняя какой-то замысловатый танец смерти в мрачных декорациях космоса. Джим отвел глаза.

Теперь стоило позаботиться и об Энтерпрайз – Джим слышал, как агонизирующие шумы двигателей сменились ровным успокаивавшим гулом, значит, Спок справился. Впрочем, Джим и не сомневался в этом, но все равно приказал Чехову прокладывать курс на ближайшую базу, в док.

Он обвел глазами офицеров, находящихся на мостике и произнес небольшую речь о том, что они отразили необоснованное нападение военных преступников, вступив с ними в схватку, в ходе которого преступники и были уничтожены. Действовали они строго в соответствии с директивами военного устава Звездного Флота и старший офицер, коммандер Спок, несомненно, зачтет их все дословно, как только поднимется из машинного отделения.

- Молодцы! – Закончил Джим и широко улыбнулся.

Они не потеряли ни одного человека, хотя, наверняка, МакКою еще долго придется ворчать, залечивая переломы и ожоги пострадавших, но это ничего, главное – никаких смертей на борту его корабля.

Джим предложил Сулу тоже пройти в медотсек и набрал доктора, чтобы убедиться, что мест достаточно и все в порядке.

- Капитан ЬБбрииии… - Прогрохотал МакКой и что-то в его тоне заставило Джима подобраться.

- Сппппппккккк УуууБббттттт… - Продолжил он убито.

- Что? – Растерянно переспросил Джим, уже все понимая.

Его сердце остановилось.

Джим не помнил, как он оказался в медотсеке. Просто в какой-то момент он осознал себя стоящим у кровати. У кровати, на которой лежал Спок. Спок выглядел совершенно обычно. Живым. Ни ссадин, ни крови не было видно, его лицо было таким же сосредоточенным, как и всегда, и даже имелась немного сердитая складка между бровями, словно Спок был не доволен тем, что Джим покинул мостик. Только дышал Спок через раз и как – то очень не глубоко.

Джим смотрел на него и все ждал, что тот сейчас откроет глаза и все разъяснится. Потому что так было всегда, и так должно быть всегда, иное развитие событий просто не укладывается в привычную картину мира капитана Джеймса Кирка.
Но время шло, а Спок, все так же чудовищно редко дыша, со свойственным ему спокойствием оставался в коме.

Рядом уже довольно долгое время раздавалось какое-то бормотание и Джим, наконец, смог сконцентрироваться достаточно для того, чтобы разобрать слова.
МакКой, беспомощно глядя на лежащего Спока, растерянно рассказывал о том, что случилось.

- А там же радиация… Человек бы сразу… А он… А там же радиация… Чертов гоблин.

Его речь была закольцована, как у испорченного проигрывателя, и Джим слова и снова слушал слова о радиации, о том, что человек не смог бы продержаться и минуты, а Спок успел все починить, а потом еще и сам явился сдаваться в руки доктора.

- Он умрет? – Наконец спросил Джим, прерывая этот невыносимый монолог. Его голос прозвучал странно невыразительно, как чужой.

Боунз вскинул глаза на Джима и тихо ответил:

- Я не знаю. Я ничего сделать не могу.

Джима охватило лихорадочное нервное возбуждение. Он связался с послом Споком и с Сареком, который взбесил его до красных точек перед глазами тем, что принял новость почти равнодушно, философски отметив, что Спок поступил весьма рационально, пожертвовав собой, чтобы спасти весь остальной экипаж. «Мой сын принял единственное верное решение в той ситуации и я могу только уважать его. Он достойный сын Вулкана» - закончил Сарек и отключился.

Джим решил, что ненавидит отца Спока.

Джим связывался еще с какими-то людьми, с десятком людей.
Он просил, требовал, угрожал. Он умолял.

Трижды поменял курс с ближайшей базы, куда они направлялись, чтобы встать в док, на колонию на новом Вулкане и обратно. Хотя Энтерпрайз, несомненно, нуждался в срочном ремонте, Скотти, прячущий глаза, отрапортовал, что если нужно везти Спока хоть на край света, он лично будет держать турбины корабля голыми руками, но они долетят.

Никто ничего утешительного ему не сказал. Вулканцы не могли гарантировать того, что Спок выживет, они ясно дали понять, что ничего не могут сделать в этом случае. Что на корабле, что находясь в колонии, под наблюдением местных знахарей – Спок мог справиться только сам. Или не справиться - они подсчитывали вероятности, ссылаясь на отсутствие прецедентов в прошлом, но этого Джим предпочитал не слышать, в последнее время у него успешно развилась избирательная глухота.

Все остальные светила медицины просто пожимали плечами – информация о физиологии вулканцев была засекречена, они никогда не стремились ничего добровольно разглашать о себе, так что все имели только довольно общее представление о том, как функционирует их организм, тем более, как он станет функционировать после облучения.
Лететь в колонию Вулкана, в погоне за призрачной надеждой, было преступно глупо, Джим отвечал за свой экипаж и не имел права рисковать кораблем, так что Джим смирился с тем, что ничего конкретного сейчас для Спока он сделать не в состоянии. Они встали в док на ремонт, Спок лежал в медотсеке, а Джим старался занять каждую секунду своего времени. Чтобы не думать.

Он выполнял свои обязанности, встречаясь с сотней людей каждый день, лично следил за ходом ремонтных работ, писал километры и километры рапортов и объяснительных, разговаривал по дальней связи с Адмиралом Пайком, отчитываясь о случившемся, стараясь не замечать сочувствия в его глазах, только все это занимало от силы двадцать часов в сутки. Оставались еще четыре часа, которых Джим боялся.

Для себя Джим твердо решил, что Спок не умрет. Потому что своей жизни без Спока он уже просто не представлял, потому что он не хотел жить без Спока. А значит, нужно только запастись терпением и ждать. В конце концов, как ему объяснил старый Спок, пока вулканец находится в лечебном трансе, есть надежда. Крайне небольшая, но она есть, а это все, что было нужно знать Джиму. Даже 0, 5 процента вероятности – это обалдеть как много, так что Джим слепо верил, цепляясь за эту веру всеми силами.

Но иногда, чаще всего ночью, когда он оставался один, его уверенность давала трещину и на Джима огромной всепоглощающей волной накатывал страх. Что, если?.. Джим не мог спать, потея от ужаса, его била крупная нервная дрожь и, чтобы окончательно не сойти с ума, Джим включал коммуникатор на промежуточную частоту и ловил помехи, то, что называется «белый шум». Он странно его успокаивал, завораживая, отвлекая. Джим закрывал глаза и чувствовал, что чудовищное напряжение последних дней немного отступает. Он шептал, что Спок не может умереть, не может, не может, не может… Его шепот органично вплетался в глухой монотонный шум, словно сотни тысяч голосов подтверждали, поддерживали. Это была молитва, неистовая и горячая, хотя Джим никогда не верил в Бога.

Он почти не заходил в бокс, в котором лежал Спок, ограничиваясь тем, что, наматывая бесконечные круги по своему кораблю, по которому сновали толпы шумных веселых ремонтников и инженеров, заскакивал раз тридцать на дню в медотсек, краем глаза смотрел на неподвижное тело на кровати, у которой горбилась скорбная фигура Ухуры, выслушивал стандартное - «Без изменений» от Маккоя и снова окунался в рабочую суету.

И хотя Джим совершенно не мог смотреть сейчас на лейтенанта Ухуру, он думал, что готов сам отдать ей Спока, за руку оттащить, даже если тот станет упираться. Если это сделает Спока хоть немного более счастливым. Если это то, что ему нужно. Он готов засунуть свои желания так далеко, что они никогда не побеспокоят его первого помощника. Только бы он был рядом, за плечом, как привык Джим. Со своими бесконечными уточнениями и нотациями, со своей сводящей с ума дотошностью и великолепным чувством юмора, которое почему-то тщательно скрывал. Со своим извечным скептицизмом и абсолютной непрошибаемой логикой.

Только бы он остался жив.

Читать дальше

А потом Спок ему приснился.

Джим, измученный несколькими почти бессонными ночами, сумел, наконец, заснуть, уже на рассвете. И приснилось ему, что он в своей каюте, а Спок принес ему какой-то отчет. Он стоял возле кровати, на которой сидел Джим и небрежно помахивал падом. Спок что-то говорил, но Джим в этом сне, похоже, утратил способность понимать человеческую речь. Либо Спок говорил по - вулкански. Он видел, как губы Спока двигаются, но слышал только тот «белый шум», к которому у него в последнее время выработалась привязанность. И с грустной нежностью думал о том, что и здесь Спок ему помогает – из всех возможных способов общения он выбрал именно тот, что дарит ему хоть какой-то минимальный покой.

Когда Спок замолчал, закончив свой отчет, или что он там зачитывал своему капитану на этом птичьем языке?, и неожиданно игриво склонив голову, похлопал падом по ладони, Джим решил, что должен что-то ему ответить. Поскольку это все равно был сон, в котором можно абсолютно все, Джим стал рассказывать Споку о том, что ему страшно. Это оказалось до странности легко – рассказать, как плохо Джиму, как остро он ощущает свое одиночество и как ему не хватает поддержки. Спок слушал, кивал, а Джим говорил, говорил, говорил, размахивая руками, обвиняя Спока в том, что тот так эгоистично поступил, оставив своего капитана одного разбираться со всем этим. А между тем, писанины так много, что у Джима уже скоро все мозги выкипят; все - таки внеплановый капитальный ремонт корабля это очень серьезно, и руководство Флота хочет получить максимум подробнейших объяснений; сам ремонт тоже требует постоянного внимания, Скотти не дает инженерам прикоснуться к двигателям и они все время бегают жаловаться ему друг на друга, а Спок лежит себе и не совсем помогает, совсем…
Джим кипятился, его горе трансформировалось в глупую детскую обиду, требуя хоть какого-то утешения.

В какой-то момент Спок, видимо, как всегда понял, что нужно Джиму, так как присел рядом и очень осторожно коснулся его лица. Джим перехватил его руку, не удивляясь этому не характерному для его первого офицера жесту и не желая прерывать поток своих праведных обвинений. Он страстно желал донести всю глубину проступка Спока, который впал в свой транс явно только затем, чтобы не заполнять бесчисленные формы и бесконечные отчеты. А Джим один. Совершенно один, и это просто преступно со стороны Спока оставлять его одного…

Тут Джим припомнил еще одну горькую обиду – Ухуру. И, поскольку он и так был неслабо заведен, решил, что терять уже особенно нечего и вообще – это ведь его сон, в конце концов! – кратко, но очень горячо высказал этому гребанному остроухому ловеласу все, что он думает о его ночных похождениях. Возможно, тезисы этих обвинений были слегка неубедительны – «Как ты мог вообще?» и «Когда у тебя есть я!» нельзя считать аргументированными и взвешенными, а утверждения типа - «Да я в миллиарды раз лучше!», вряд ли могут считаться приемлемыми доказательствами без полевых испытаний, так что Джим посчитал вполне логичным и своевременным продемонстрировать свои технические преимущества на практике. Обнаружив, что все еще продолжает сжимать руку Спока, он сильно дернул его на себя, привлекая в объятья.

Рассматривая лицо Спока в непосредственной близости и ощущая его горячую грудь своей, Джим сильнее сжал руки за спиной Спока, просто на всякий случай, хотя Спок вроде бы не делал попыток освободиться, и немного притормозил. В общем-то, все утверждения относительно собственных превосходных технических характеристик были слегка самонадеянны – раньше у Кирка подобной практики не было и он представлял себе весь процесс довольно смутно. Но Спок в его объятьях покорно ждал, и Джим мужественно решил, что если он может управлять таким огромным сложным кораблем, как Энтерпрайз, то уж с одним полувулканцем сможет разобраться и без подробных инструкций, тем более разница не должна быть принципиальной, по крайней мере на этом этапе. Он решительно выдохнул и поцеловал своего первого офицера.

Дальше все развивалось весьма стремительно – они нелепо повалились на кровать, Спок придавил своим телом Джима и ему стало жарко и очень хорошо. Так хорошо, что Джим проснулся, смущенный, возбужденный и раскрасневшийся.

Он полежал пару секунду, пялясь в потолок и часто дыша, припоминая детали сна. Как выяснилось, глупые романы все же не лгали – был и шепот, и пальцы, такие реалистичные, что Джим до сих пор ощущал их на своей разгоряченной коже, всё в точности, как они и обещали, да. Просто их рецепты обладали отсроченным действием. Но, черт побери, это было так здорово! Джим сдался и, закусив губу, закончил начатое приснившимся ему Споком – быстрыми, резкими движениями.

Приняв душ, он отправился в медотсек, надеясь, что в такое раннее время там не будет Ухуры. Ему было необходимо увидеть Спока. МакКой спал сидя за столом, уронив голову на руки, и Джим тихо прошел мимо, не разбудив его.

В боксе Спока действительно никого не было. Джим сел на стул, стоящий у кровати и впервые с тех пор, как он был здесь сразу после сражения, внимательно посмотрел на Спока. Его лицо было непривычно расслабленно, губы чуть приоткрыты. Джим никогда не видел Спока таким умиротворенным, казалось, Спок просто спит и видит что-то приятное. Множество датчиков различных форм и размеров, которыми Боунз весьма творчески облепил его грудь, делали Спока похожим на объект исследований какого-то сумасшедшего гения, приборы тихонько попискивали, гипнотически мигая разноцветными огоньками. Руки Спока лежали поверх одеяла, тоже абсолютно расслабленные. Джим почувствовал, что его щеки снова начинают предательски гореть – уж очень хорошо он помнил эти пальцы. Машинально он потянулся и взял правую ладонь Спока в свою руку. Сжал его странно горячую кисть, бездумно поглаживая ее большим пальцем. Он рассеянно думал о том, что почти никогда прежде не касался Спока, тот очень оберегал свое личное пространство, и все их физические контакты сводились в лучшем случае к редким дружеским похлопываниям по плечу. Впрочем, Джим не помнил, чтобы вообще кто-нибудь безнаказанно трогал Спока, даже Ухура, которая, казалось бы, имела на это полное право. А ведь это странно, для большинства людей важно выражать свою приязнь прикосновениями. «Наверное, Ухуре приходится несладко с этим эмоционально закомплексованным типом» - мстительно подумал он, жалеть ее у Джима не было никакого желания.

Он снова погладил пальцы Спока. Он видел их сотни раз – видел, как они сжимали фазер, как порхали по клавиатуре, как держали тонкие пробирки из хрупкого стекла; но сейчас Джим словно впервые рассматривал их, прослеживая своим пальцем суставы и тонкие зеленоватые вены на внешней стороне ладони. Перевернул, прошелся кончиками пальцев по глубоким линиям, пересекавшим ладонь, по аккуратным мягким подушечкам, представляя себе выражение на лице Спока, попробуй он проделать это с ним, когда тот не прикидывается бревном.

Внезапно приборы заверещали вразнобой, истерически мигая красным, Спок очень неожиданно и громко вздохнул, захлебнувшись воздухом, и в комнату влетел сонный всклокоченный МакКой. Джим так и сидел с чрезвычайно глупым видом, держа руку своего первого помощника на весу и пораженно уставившись на него. Лицо Спока позеленело так, что даже уши стали чудного изумрудного цвета, глазные яблоки метались под закрытыми веками, он часто и громко дышал открытым ртом.

- Что ты ему сделал? – Требовательно спросил Боунз, всматриваясь в показания своего трикодера.

- Эээ… - Очень информативно ответил Джим. Признаваться о том, что он ласкал пальцы, как какая-то влюбленная романтичная идиотка, Джим совершенно точно не собирался, даже под пытками.

- Ладно, молодец. – Боунз, похоже, не слышал его. Он был странно возбужден и, вызвав ассистентов, с трудом вытащил, наконец, ладонь Спока из руки Джима, который упирался до последнего, вцепившись в нее мертвой хваткой. Затем Боунз как-то очень профессионально выдавил ошеломленного и дезориентированного всей этой суетой Джима из бокса и захлопнул дверь перед его носом.

- ЧТО ЗА ..? – Заорал Джим двери, которая, естественно, весьма предсказуемо, но от этого не менее оскорбительно, его проигнорировала.

- Я капитан! – Пригрозил Джим двери и поднажал на нее плечом, но она осталась глуха как к угрозам, так и к физическому воздействию.

Тут мимо него в бокс просочились сестра Чеппел и ее коллега, имени которой Джим не помнил. Видимо, весь медицинский персонал специально обучают оставлять снаружи капитанов кораблей, потому что, хотя Джим и налегал всем своим немаленьким весом, стремясь попасть внутрь, его снова, и весьма ловко, оставили за бортом. Это было так чудовищно несправедливо, что Джим опять проорал что-то, несомненно оскорбительное, и пару раз от души пнул дурацкую дверь, проклиная себя за то, что когда-то подписал запрос МакКоя об установке вакуумных дверей в медотсеке – взломать ее без специальных приспособлений не представлялось возможным.

Джим уже прикидывал, не сгонять ли ему за фазером в каюту, когда дверь открылась и из бокса, прямо на него шагнул улыбающийся Боунз.

- Все. – Сказал он небрежно. – Будет жить твой гоблин. – И, хотя доктор старался не показывать как он рад, оберегая свой имидж вечного брюзги, его лицо против воли снова расплылось в счастливой улыбке.

Джим рванулся было внутрь, чувствуя, что сердце колотится так, словно всерьез собирается выбить грудную клетку, но МакКой ухватил его за плечо и развернул в другую сторону.

- Сейчас нельзя, позже зайдешь. И, все таки, что ты сделал? Он пришел в себя из-за какого-то мощного внешнего стимула. Никогда такого не видел, поразительно…